Что означает и что не означает принцип Sola Scriptura
Данная лекция была прочитана 23 марта 2000г. в Одесской Духовной семинарии Украинской Православной Церкви Московского патриархата. Вашему вниманию предлагается конспект лекции, который представляет собой скорее черновой набросок, нежели законченную статью. Автор планирует продолжить работу над данной темой, расширяя круг обсуждаемых вопросов и усиливая аргументацию в пользу излагаемой позиции. Поэтому автор будет рад услышать критические замечания и конструктивные предложения в отношении изложенного материала. Автор также выражает благодарность студенту Одесской Богословской семинарии Сергею Денисюку за помощь в подборе и проверке цитат из отцов Церкви.
Тему о взаимоотношении Писания и Предания вряд ли возможно раскрыть в одной беседе. Сейчас я смогу изложить лишь основные принципы и подходы к выяснению этого взаимоотношения, которые характерны для протестантского богословия. Отсюда мое изложение будет носить несколько тезисный характер. Однако я надеюсь, что смогу продолжить работу над данной темой и возможно в будущем появится более обширная письменная работа по теме.
Основная же цель сегодняшней беседы—развеять некоторые неверные или недопустимо упрощенные трактовки протестантского принципа Sola Scriptura («Только Писание») и протестантского подхода к вопросу о Предании. Я не ставлю целью устранить все разногласия между христианскими течениями. Как долго мы бы ни обсуждали данную тему, у нас наверняка останутся определенные принципиальные расхождения по ряду вопросов. Однако хотелось бы устранить лишние и необоснованные упреки, которыми нередко обмениваются православные и протестанты, когда речь заходит о православном Предании.
Я также хотел бы сразу оговориться, что хотя вопрос о Предании в православной постановке переплетается с темой о Церкви и таинствах, я практически не буду касаться этих тем в сегодняшней беседе. В противном случае изложение материала окажется слишком поверхностным. Мы внесли предложение рассмотреть темы экклезиологии и таинств в последующих беседах. Изложение же материала сегодня будет происходить следующим образом: я буду сначала говорить о том, что означает Sola Scriptura, а затем уточнять, что этот принцип не означает. Находясь у вас в гостях, я считаю неуместным прибегать к детальному разбору и критике определенных взглядов и теорий православных богословов, с которыми мы не соглашаемся. Более того, у меня для этого попросту нет времени. Поэтому, я постарался свести критику к минимуму и посвятить большую часть изложению и обоснованию основных протестантских взглядов по поводу взаимоотношения между Писанием и Преданием.
Итак, что же означает концепция «Только Писание»?
I. Во-первых, это означает, что Писание является высшим, непогрешимым и достаточным авторитетом в отношении доктрин Церкви и практической жизни христиан (то есть, в вопросах веры и морали).
Писание является главным и основным источником богословия. Никакой другой авторитет в этом мире не может сравниться по своему значению со Священным Писанием. Кроме Писания, никакая инстанция и никакая книга в этом мире не может претендовать на полную непогрешимость и достаточность. Такой взгляд на авторитет Писания не является изобретением Протестантов, но имел место уже в ранней Церкви. Следующие цитаты из отцов Церкви подтверждают это:
«Люди, склонные к найблагороднейшим занятиям, не признают что-либо истинным прежде, чем найдут доказательство тому в Священном Писании».
(Климент Александрийский. Строматы. 7. 16)
«Я преклоняюсь перед полнотой Писания, ибо оно показывает мне и Творца, и творение. А в Евангелии я нахожу довольно много о помощнике и посреднике Творца – Слове. О том же, что все сотворено из какой-то материальной субстанции, я до сих пор нигде не читал. Пусть школа Гермогена утверждает, что об этом где-то написано. А если все же не написано, то пусть остерегается тех бед, которые суждены любителям вымысла и клеветы».
(Тертуллиан, Против Гермогена. 22)
Афанасий Александрийский, перечислив наименования канонических книг в своем знаменитом 39 Праздничном послании, далее говорит следующее:
«Вот источники спасения, чтобы заключающимися в них живыми словами напиваться жаждущему. В них одних благовествуется учение благочестия. Никто да не прилагает к ним и не отнимает от них что-либо. Эти-то Писания имея в виду, Господь пристыжал саддукеев, говоря: «заблуждаетесь, не зная Писания» (Матф.22.29), и увещевал иудеев: «исследуйте Писания, они свидетельствуют обо мне» (Ин.5.39).»
«Что касается божественных и святых тайн Веры, даже обычное заявление не может предлагаться без Священного Писания; и мы не должны дать увести себя в сторону правдоподобными доводами и искусной речью. Даже мне, который говорит тебе это, ты не должен абсолютно доверять, до тех пор, пока не получишь подтверждение из Священных Писаний относительно того, что я провозглашаю тебе. Ибо спасение, в которое мы верим, основывается не на искусных доводах, а на доказательстве Священных Писаний».
(Кирилл Иерусалимский, Катехизические поучения. 4.17)
«Ибо как святых и богодухновенных Писаний достаточно к изъяснению истины, так и блаженными нашими Учителями сочинены об этом многие книги. И если кто будет читать их, то найдет в них некоторым образом истолкование Писаний, и придет в состояние приобрести желаемое им ведение».
(Афанасий, Слово на язычников. 1)
« . . . критерием и мерой каждого положения мы делаем Священное Писание. Мы одобряем только то, что можно привести в гармонию со смыслом его текстов».
(Григорий Богослов (Цит. по: О Боге,
человеке и мире. М.: Путь, 1995, стр. 48)
Идея о высшем и окончательном авторитете Священного Писания однако НЕ означает, что не существует никакой истины помимо Библии:
— Большинство евангельских богословов признает реальность и важность так называемого общего откровения Божия (т.е., то, что физическая природа (Рим. 1:20) и нравственная интуиция (или совесть) человека (Рим. 2:14-16) свидетельствуют о Боге). Поэтому они подчеркивают важность научных изысканий. «Вся истина—Господня истина», — утверждает философ Артур Холмс. Где бы ни была найдена истина, (если, конечно, это действительно истина), она принадлежит Богу—источнику всякой истины.
— Евангельское богословие допускает также, что даже нехристианские религии могут содержать отдельные истины или точнее крупицы истин. При этом, однако, подчеркивается, что ни данные естественных наук, ни данные психологии, социологии, ни наблюдения других религий не должны противоречить смыслу Писания. В противном случае, они должны быть отвергнуты.
— И, наконец, богословские труды христианских мыслителей, включая отцов Церкви, безусловно, содержат истинные утверждения, идеи, наблюдения и прозрения, которых нет в Писании (по крайней мере, нет в явном виде). Однако, во-первых, все таковые идеи не должны противоречить смыслу Писания, а во-вторых, они
не должны рассматриваться как имеющие авторитет и значение, равные авторитету и значению Священного Писания.
Миллард Эриксон в своей книге «Христианское богословие» предлагает следующую иерархию авторитетности богословских формулировок:
(1) Прямые заявления Писания;
(2) Прямые импликации Писания, (поскольку наличие добавочного промежуточного звена (логического заключения) несет в себе возможность истолковательной ошибки);
(3) Вероятностные импликации Писания, (когда выводы делаются из предпосылок, которые носят всего лишь вероятностный характер);
(4) Индуктивные выводы из Писания;
(5) Выводы на основе общего откровения;
(6) Умозрительные построения или гипотезы, основанные на каком-то единичном высказывании или намеке в Писании или вытекающие из какого-то неясного или нечеткого места Библии. (В этом нет никакого вреда, если богослов сам сознает, что он делает, и предупреждает об этом читателя или слушателя.) (Миллард Эриксон, Христианское богословие. СПб.: Библия для всех, 1999, стр. 65.)
Здесь я также хотел бы упомянуть об одном важном принципиальном расхождении между православными богословами и протестантскими богословами. Протестантские богословы, как правило, не соглашаются с утверждением некоторых православных богословов, что «Библию дала Церковь» (См. например, Сергей Булгаков, Православие. М.: Терра, 1991, стр. 51). Это утверждение нуждается в значительных поправках и уточнениях. На самом деле, Священное Писание дал Сам Бог при посредничестве людей. Писание является увековеченным в письменной форме учением апостолов, бывших «очевидцами Его [т.е., Христа] величия»
(2Пет. 1:16, См. также 1Ин. 1:1). Учение же апостолов не является их личным изобретением, но было преподано им Самим Христом. Об этом недвусмысленно говорят отцы Церкви. Из множества высказываний я приведу лишь некоторые:
«Об устроении нашего спасения мы узнали не чрез кого другого, а чрез тех, чрез которых дошло к нам Евангелие, которое они тогда проповедовали (устно), потом же, по воле Божией, предали нам в Писаниях, как будущее основание и столп нашей Веры. . . . Ибо, после того как Господь наш воскрес из мертвых, и они облечены были свыше силою нисходящего Святого Духа, исполнились всеми (дарами Его) и получили совершенное знание,—они вышли в концы земли, благовествуя о благах, (дарованным) нам от Бога, и возвещая небесный мир людям, которые и все вместе и каждый порознь имеют Евангелие Божие».
(Ириней Лионский, Пять книг обличения
и опровержения лжеименного знания, III, 1, 1)
«А то, что они [апостолы] проповедовали (именно то, что открыл им Христос), нужно (возражу и здесь) доказывать не иначе, как через те же церкви, которые сами же апостолы основали, когда проповедовали, как говорится, и живым словом и впоследствии через послания. Если это так, тогда ясно, что всякое учение, единодушное с этими апостольскими церквями, прародительницами и основательницами веры, нужно считать истинным; в нем, без сомнения, содержится то, что церкви получили от апостолов, апостолы – от Христа, а Христос – от Бога».
(Тертуллиан. О прескрипции [против] еретиков. 21)
«Это должен был я предложить тебе, христолюбец, вкратце, сколько нужно для первоначального изображения и начертания Христовой веры и божественного Христова к нам пришествия. Если же это послужит для тебя поводом – самому читать Писание и вникнуть в настоящий их смысл; то из сказанного в Писаниях узнаешь более полные и ясные подробности того, что сказано мною; потому что Писания изглаголаны и написаны Богом чрез мужей богомудрых; а я сообщил твоему любоведению, чему научился у богодухновенных учителей, читавших эти Писания и соделавшихся свидетелями Божества Христова».
(Афанасий. Слово о воплощении Бога Слова
и о пришествии Его к нам во плоти. 56).
Протестанты безусловно никоим образом не отрицают роль отцов ранней Церкви в процессе формирования канона. Однако роль Церкви состояла не в произвольном наделении статусом каноничности определенных книг, а скорее в официальном признании книг, которые благодаря своим внутренним качествам и апостольскому авторству пользовались особым авторитетом в церквах. Истинным критерием каноничности является богодухновенность, которая, как отмечает Мерилл Тенни, проявляется во внутреннем содержании книг Нового Завета, их нравственном и духовном влиянии, а также в их распространенности и авторитете в поместных церквах (Мерилл Тенни, Обзор Нового Завета, М.: Духовное возрождение, 1998, стр. 449). Никто из отцов Церкви не говорил, что «Вот мы даем Вам Писание . . . ». Скорее, они с благодарностью и смирением принимали записанные свидетельства апостолов как основание и столп христианской веры. Так согласно свидетельству Тертуллиана,
«Писание с самого начала своего, то и мы. Мы из него вышли прежде, чем стало иначе, прежде чем вы его исказили. Но поскольку всякое искажение нужно считать чем-то позднейшим, во всяком случае происходящем по причине ревности (а она никогда не бывает прежде того, чему ревнует, и никогда не бывает при нем), - то любой разумный человек сочтет невероятным, чтобы мы, первые и вышедшие из самого Писания, искажали его превратным текстом, а те, которые были и позже, и противны ему, не делали этого».
(Тертуллиан, О прескрипции [против] еретиков. 38)
Я также хотел бы привести длинную выдержку из статьи Иоанна Мейендорфа «Смысл Предания», в которой высказан сходный взгляд на роль Церкви в процессе формирования канона:
«Это литургическое почитание книги Священного Писания имеет единственную цель — внушить верующим, что она содержит в себе саму Истину Откровения, которой Церковь обладает именно в данной письменной форме. В этой связи важно отметить, что каково бы ни было значение Предания и понятия неизменности Церкви в Истине, ее непогрешимости, христианская Церковь никогда не добавляла к Священному Писанию своих собственных вероучительных определений. Основанное на апостольской керигме, оно заключат в себя, наряду с боговдохновенными Писаниями евреев, только записанное свидетельство тех, кто своими глазами видел воскресшего Христа и мог записать для Церкви самые слова Учителя, верно истолковывая Его учение. Церкви надлежало только определить «канон», а не составлять боговдохновенные Писания, потому что она никогда не верила в некое «продолжающееся откровение», а знала лишь один единственный исторический акт, совершенный Богом однажды и навсегда во Христе. Авторитет Писаний в том, что они составлены очевидцами Христа. Церковь может только подтвердить их подлинность водительством Духа Святого, обетованного самим Господом Иисусом; она не может создавать их. Подлинность эту следует, разумеется, понимать скорее в широком смысле, как относящуюся к содержанию, но не обязательно к форме текстов. Так, например, Евангелия от Марка и от Луки с самого начала считались входящими в канон, хотя они не были написаны членами круга Двенадцати; содержание же их керигмы традиционно приписывалось свидетельству Петра и Павла. Ориген и другие ранние христиане, сомневавшиеся в том, что Павел был действительно автором Послания к Евреям, не имели в виду исключения его из канона, так как не сомневались в том, что Послание это покрыто авторитетом Павла в смысле более широком, чем непосредственное авторство. С другой стороны, никто никогда не предлагал, чтобы в канон было включено что-либо, кроме апостольских писаний; именно по этому общему принципу и были исключены из канона «Пастырь» Ермы и «Послание Варнавы».
«Так апостольский характер оставался основным критерием в истории формирования канона Священного Писания, потому что это и есть единственный истинный характер христианской керигмы как таковой. Вмешательство и суд Церкви касались только границ, подлинного Откровения. Для того же, чтобы осуществлять свое суждение, она нуждалась в критерии, который был бы внешним по отношению к Писанию, но не независимым от него. Критерий этот — водительство Духа Святого, Которым осуществилось Боговоплощение, Который пребывает и на Самом Христе, и на Теле Его — Церкви. Как община людей, получившая спасение через конкретные исторические события, Церковь не может иметь иного основания, нежели «апостолы и пророки» (Еф. 2:20), которые свидетельствовали о том, что «видехом очима нашима, еже узрехом, и руки наша осязаша» (1Ин. 1:1). Спасение же это, которому они свидетели, именно и ведет к тому, что Бог живет среди нас и что Дух «наставит вы на всяку истину» (Ин. 16, 13)».
(Иоанн Мейендорф, Смысл Предания. // Живое Предание.
СПб.: Издательство Русского Христианского
гуманитарного института, 1997, стр. 14-16.)
II. Во-вторых, концепция Sola Scriptura означает, что Писание является ясным.
Это важное заявление богословов периода Реформации не означает, что в Писании от начала и до конца все ясно и понятно. В Писании действительно есть так называемые трудные места, смысл которых мы уразумеем только в вечности. Однако самое главное в Писании, основные доктрины касательно спасения и практической жизни христиан—ясны и понятны. Протестантизм категорически не приемлет идеи людей, которые считают Писание некой «шифровкой» или «эзотерической» книгой. Писание могут и должны читать не только богословы и служители Церкви, но и просто миряне. Оно должно звучать и быть изъясняемым в Церкви на понятном языке. Протестантизм призывает не прятать Библию от простых людей (как это делали в Средние века служители католической Церкви), но обучать их методам толкования, умению работать с библейскими справочниками, симфониями и богословскими комментариями.
Таким образом, концепция Sola Scriptura не означает, что Писание не нуждается в истолковании. Протестантизм как раз и видит основную задачу богословия в контекстуализации или «осовременивании» библейского учения, то есть в том, чтобы истолковывать суть библейского вероучения на языке понятном современному человеку, не искажая при этом сути самого вероучения. Так Рэй Даннинг отмечает, что «систематическое богословие—это конструктивное понимание, а не просто некритические перепевы предания. Его функция—всеохватывающее (целостное) истолкование христианских догматов в гармонии как с традицией, так и со спецификой времени. Этот аспект богословия заставляет каждое поколение осознавать веру по-новому, заново определять, что для него значит вера в зависимости от исторической ситуации. . . . Систематическое богословие должно существовать как бы между двух огней. С одной стороны это конкретная ситуация, а с другой то, что мы называем исторической нормой, или преданием. Богословы обычно клонятся либо к одному, либо к другому полюсу. Систематическое же богословие обретает себя в динамике их противоположности. Если оно склоняется к одному из полюсов, теория искажается». (Рэй Даннинг, Благодать, вера и святость. СПб.: Библия для всех, 1997, стр. 33). Однако я тут же хочу добавить, что никакое толкование, пусть даже самое древнее не должно заменять собой Писания. И никакое толкование не может претендовать на непогрешимость и на авторитет, равный Слову Божию.
Поэтому, наиболее авторитетный подход к толкованию для протестантов, который подразумевает концепция Sola Scriptura—это analogia fidei или аналогия веры. Данная концепция означает, что Писание толкует само себя. Писание толкует Писание. Трудные, неясные выражения в Писании должны быть истолкованы в свете более ясных выражений того же Писания. И опять я хочу подчеркнуть, что этот принцип был также в почете и у отцов Церкви. Так Ориген отмечал, что «правильным путем к пониманию Писаний и к отысканию смысла их нам представляется тот путь, который указывает нам самое Писание, научающее, как именно нужно мыслить о нем» (Ориген, О началах. 4.11). Василий Великий утверждал, «что в некоторых местах богодухновенного Писания сказано, по-видимому, обоюдно и прикровенно, то уясняется сказанным открыто в других местах»
(Цит. по: Деяния Вселенских соборов. СПб.: Воскресение, 1996, стр. 530).
Кульминацией доктрины о ясности Писания служит учение о решающей роли Святого Духа в понимании Писания. Это учение в принципе является общехристианским и в различных формах, его можно обнаружить в различных конфессиях. В протестантизме эта концепция называется просветлением, а иногда озарением, иллюминацией Святого Духа. В Писании неоднократно говорится о том, что человек не может узнать и понять истину без помощи Духа: «Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину…» (Ин.16.13, см. также 1Кор.2.14; 1Кор.1.20-21; 1Фес.1.5; и т.д.). Миллард Эриксон отмечает, что авторитет в христианстве имеет объективный и субъективный аспекты: «Записанное слово, будучи правильно истолкованным составляет объективную основу авторитета. Внутреннее действие Духа, Который просветляет, разъясняет и убеждает, - это субъективный аспект. Сочетание этих двух аспектов предохраняет от принятия бесплодной, холодной, сухой истины с одной стороны, и от сверхвозбудимости и неблагоразумной лихорадочности с другой» (Эриксон, Христианское богословие, стр. 214).
Таким образом, верующий человек, стремящийся искренне познать Бога и который позволяет Святому Духу действовать в его жизни и который руководствуется здравым смыслом, способен понимать центральные истины Писания, даже когда поблизости нет выпускника семинарии, а на полках нет древних или современных толкований Библии. Я с интересом обнаружил у Симеона Нового богослова сходную концепцию. Симеон говорит о двух ключах, которые делают для человека возможным проникновение в смысл Писания. Это исполнение заповедей, а второе условие—Божественная благодать, то есть когда то, «что незримо и неведомо для всех людей . . . открывается только Духом Святым»
(Симеон Новый Богослов, Слово 49 // Слова Преподобного Симеона Нового богослова. М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993, стр. 445).
III. В третьих, Sola Scriptura не означает отвержения или неприятия Предания.
Действительно отвержение Предания имело место в течениях радикальной Реформации. Сейчас имеет место в некоторых современных течениях, таких как, например, адвентисты Седьмого дня, либо в понимании некоторых «малознающих» протестантов.
Однако такой подход был чужд классическим реформатором и сейчас чужд учению основных протестантских евангельских церквей. Поэтому заявления, что протестанты отвергают Предание является очень неточным. Подход этих церквей состоит не в огульном отрицании Предания как православного, так и католического, а лишь в избирательном отношении к Нему. При этом также подчеркивается высший авторитет Писания, которое является непогрешимым стандартом для всего остального богословского, литургического и духовно-практического наследия Православной и Католической Церквей.
Я ограничусь лишь несколькими цитатами из Кальвина, чтобы подтвердить это положение: «Наши противники неправомерно противопоставляют нам древних отцов, то есть писателей ранней Церкви, как будто те одобряют их нечестие. Но если бы между нами разгорелся спор, о том, на чьей стороне авторитет отцов, то победа в большинстве случаев осталась бы за нами». (Далее Кальвин цитирует различных отцов и показывает как Католическая церковь не придерживается их учения.) (Жан Кальвин, Наставления в христианской вере, Королю Франции, стр. 19). В другой части своих «Наставлений» Кальвин говорит: «Что я не склонен легко соглашаться с нашими противниками, вовсе не означает, что я недооцениваю древние Соборы, ибо я искренне почитаю их и желаю, чтобы каждый относился к ним с уважением и почтением»
(Кальвин, Наставления. IV, 9, 1).
Протестантские богословы подчеркивают необходимость истолкования Писания и никоим образом не умаляют важности трудов отцов Церкви (как Восточных так и Западных) и важности Вселенских соборов. Рэй Даннинг напоминает, что «предание важно в силу самой сущности христианского богословия. . . [поскольку] одной из основных задач богословия является истолкование веры с позиций современности.» (Даннинг, Благодать, стр. 75) Цитируя выражение Густава Аулена, о том что в богословии «нельзя действовать так, как будто Писание отделено от нашего времени вакуумом», Даннинг утверждает, что «предание надо понимать не как нечто отдельное от Писания, но как постоянно обновляющуюся форму истолкования библейского слова, или даже как непрекращающуюся работу Духа Святого (Ин. 16:13-14). Понимаемое таким образом предание «служит защитой на пути безответственных истолкований Библии» (Аулен)» (Там же, стр. 75).
Православные богословы нередко пытаются доказывать превосходство Предания над Писанием утверждением, что устное предание, проповедь апостолов было раньше во времени нежели книги Нового Завета. Однако, этот аргумент ничего не доказывает. Поскольку учители ранней Церкви считали, содержание устного апостольского учения, керигмы на самом деле было идентично содержанию записанного апостольского учения. Квинтэссенцией Предания Ириней называет «каноном истины», Тертуллиан называет «Правилом веры». Это Правило было неким ранним символом веры, в который человек посвящался перед крещением. Оно также служило некой парадигмой верного толкования Писания и своеобразным тестом на то является человек христианином или нет. Суть этого «Правила» Тертуллиан излагает следующим образом:
«А Правило веры, – дабы нам уже теперь объявить, что мы защищаем,—таково: им удостоверяется, что Бог един и нет иного Бога, кроме Творца мира, Который произвел все из ничего через Слово Свое, происшедшее прежде всего. Слово это, названное Сыном Его, которое по-разному открывалось патриархам в имени Божьем, всегда слышно было в пророках, сошло, наконец, из Духа Бога-Отца и Благости Его на Деву Марию, стало плотью во чреве Ее и произвело родившегося от Нее Иисуса Христа. Затем Он возвестил новый Закон и новое обетование Царства Небесного, творил чудеса, был распят на кресте, на третий день воскрес. Вознесшись на Небо, воссел одесную Отца, послал наместником Своим Духа Святого, чтобы Он водил верующих. И приидет Он со славой даровать праведным плоды жизни вечной и небесного блаженства, а нечестивых осудить к пламени вечному, воскресив тех и других и возвратив им плоть. Это правило, установленное (как будет показано) Христом, не вызывает у нас никаких вопросов,—их выдвигают только ереси, и эти вопросы создают еретиков.
(Тертуллиан, О прескрипции [против] еретиков. 13)
Впоследствии данное Правило стало основой Никейско-Константинопольского и других ранних символов веры. Классический протестантизм, евангельское богословие, безусловно, признает как древнее Правило веры, так и символы веры ранней Церкви: Апостольский, Афанасиевский, Халкидонский и особенно уже упомянутый Никео-Цареградский символ веры.
Что же касается избирательного отношения к наследию Церкви, то об этом говорят и сами правословные богословы. Так Георгий Флоровский отмечает, что «апелляция к древности преданий должна быть избирательной и «дискриминационной». Некоторые так называемые древние предания являются попросту неверными и ложными. Следует определить и идентифицировать истинное предание, подлинное предание, которое восходит к авторитету апостолов и подтверждается вселенским согласием (консенсусом) церквей». (George Florovsky, "The Authority of the Ancient Councils and the Tradition of the Fathers," Eastern Orthodox Theology, ed Daniel Clendenin. Grand Rapids, Mich.: Baker Book House, 1995, 120.). Иоанн Мейендорф также утверждает, что «установить четкое различие между священным Преданием как таковым и человеческими преданиями, созданными историей, есть, по-видимому, самое существенное в современном богословии». (Мейендорф, Смысл Предания, стр. 30-31). В действительности православное богословие также избирательно относится к деятельности соборов и к трудам отцов. Так, например, православное богословие не приемлет:
— учения о предсуществовании душ, предлагаемое Оригеном;
— учения о всеобщем искуплении, предлагаемое Оригеном, Григорием Нисским и Максимом Исповедником;
— учении о том, что крестной смертью Христос заплатил выкуп диаволу, предлагаемое многими ранними богословами, включая Иринея и Григория Нисского;
— учение о двойном предопределении, предлагаемое Августином;
— учение, что Дева Мария не является приснодевой, предлагаемое Тертуллианом;
— и, наконец, всего предания католической Церкви;
— (этот список можно продолжать и продолжать . . . ).
Ряд современных православных богословов также признает первенствующую роль Писания по отношению к Преданию. Я ограничусь лишь пространной цитатой из Сергия Булгакова, которая станет моим заключением:
Хотя Священное Писание, как таковое, свидетельствуется Церковью в Священном Предании и в этом смысле само оно входит в его состав, однако оно не умаляется от этого в единственности своей и сохраняет свою собственную природу как Слово Божие, которое, будучи однажды опознано и засвидетельствовано в предании, является самобытным и притом первенствующим источником веры и нравоучения. Чрез включение Священного Писания в Священное Предание в отношении засвидетельствования его чрез включение в канон ничуть не умаляется его самобытность и значение именно как Слова Божия, которое, как таковое, стоит выше всех других источников вероучения, в частности всего Священного Предания во всех его видах. Можно сказать, что если Священное Предание в разных своих обнаружениях имеет относительно-исторический характер, применяется к разным эпохам с их нуждами, то Священное Писание есть голос Бога к человеку, и ему принадлежит абсолютное значение (хотя оно и излагается в исторически обусловленной форме). Оно есть вечное откровение Божества, которое, как таковое, имеет неисследимую и всегда открывающуюся глубину и значение, не только для века настоящего, но и будущего, и не только для мира человеческого, но и ангельского («вечное Евангелие», виденное Тайновидцем у ангела, летящего по средине неба (Откр. 14,6)). В этом смысле следует сказать, что Священное Писание и Священное Предание неравны в своем значении, и Слову Божию принадлежит первенствующее место, так что не писание проверяется на основании предания, хотя им и свидетельствуется, но, наоборот, предание проверяется писанием. Оно не может с ним расходиться или ему не соответствовать (и если иногда встречаются такие выражения, в которых постановления первых четырех вселенских соборов приравниваются Четвероевангелию, напр., у папы Григория Великого, то это следует понимать лишь как риторически преувеличенное восхваление значения соборных постановлений чрез такое сопоставление, но, конечно, нельзя понимать буквально). Предание всегда опирается на Св. Писание и есть образ его уразумения.
(Сергий Булгаков, Православие, стр. 61-62)